Деметре шестнадцать. Когда она на первые дюймы приблизилась к тому, чтобы вмазаться в это всё - ей было четырнадцать. Она безумно рано повзрослела. В её жизни безумно рано появились алкоголь, секс, смерть, дрожащие в пальцах до невозможности нормально прикурить сигареты, выбор раз и навсегда, на чьей ты стороне, и страх. Страх, страх, страх. И лишения. И боль. Деметра боится не за себя, она вообще мало чего ботся, если речь идёт о чём-то, затрагивающем только её саму. Деметра боится за свой "пантеон", как она в шутку их называет. Обожаемый старший курс, на основательную часть состоящий из Упивающихся.
Ей было пятнадцать, когда она мельком увидела на руке у одного из них тот же знак, что печатали в "Пророке", тот же, что озарил бледной зеленью небо над башнями Хогвартса. Когда она поняла, что те, кого она любит, кто всегда её защищал, помогал ей, учил и мотивировал быть достойной своего факультета, что эти люди - преступники. Террористы, убийцы, Мерлин знает кто. Руки, которых она касается, передавая хлеб в Большом Зале - в крови.
...Надо ли говорить, что в её к ним отношении не стало ни на йоту меньше любви?
Деметра любит настолько чисто, настолько пылающе верно, настолько слепо и безгранично, что, будь она на "светлой" стороне, эта любовь приблизила бы её к святости. А в её ситуации... Всё не так однозначно.
Деми простила бы им даже собственную смерть. Она рада любому шансу что-то отдать, что-то сделать для них. Она молится за них каждый раз, когда они всей толпой куда-то исчезают, а по возвращении в глазах у них такое, что лучше не встречаться взглядом, если вы, конечно, не Деметра. Она готова (и хочет!) жертвовать своим временем, силами, нервами, чем угодно, лишь бы сделать их хоть немного счастливее. И особенно это относится к двоим.
Эти двое очень разные. Тем не менее, чувства к боим возникли у Деметры в оди и тот же период, но, если в случае Треверса она не может назвать конкретный момент, то с Рудольфусом всё ясно. Это была тренировка чар холодным осенним вечером во дворе школы. Деметра, как всегда, делала вид, что ей всё нипочём, в том числе и холодный ветер, но это никогда не шло ей на пользу, и вскоре её трясло даже после насильственного упаковывания в чью-то куртку и отпаивания алкоголем. Боги, кто бы знал, как часто ей холодно, а она не может никому об этом сказать, потому что не желает выглядеть жалко... Тем не менее, у факультета глаза на нужных местах, и слова им не всегда нужны.
"Я пойду, человека подвигаю". Рудольфус кивает Уолдену на меня, мы выходим на тренировочную дуэль обратным хватом и он безупречно выполняет Парабеллум. Это невероятно красиво, опасно и завораживающе, настолько, что я в приветствии, к своему стыду, путаюсь, но он терпеливо напоминает мне, как правильно. Хватает моей концентрации ненадолго: я "складываюсь" к концу уже третьей его очереди, хотя обычно Чары не вызывают у меня особых затруднений, я одна из лучших на курсе. Но это не страшно, что именно сейчас мне отказывает чёткость мышления: я ведь никогда не подниму палочку на мистера Лестрейнджа в настоящем бою.
Именно в тот момент, глядя ему в глаза поверх его вытянутой в финальном жесте Парабеллума руки, я поняла, что пропала. И это не сказать чтобы плохо."
Такие вот дела, дамы и господа.
Отношение к Деметре Рудольфуса и Треверса - небо и земля. Беспощадное недостижимое солнце и пламя костра, к которому только руку протяни - и согреешься. И плевать, сколько прочих сгорело в этом огне. Плевать, какое пепелище остаётся за ним. Это живое тепло и свет, необходимые ей, когда она умирает во тьме и холоде, потому что безразлична и не нужна её солнцу, источнику её жизни, источнику её боли.
"Если такой великолепный человек позволяет мне быть рядом, если ему не всё равно, что со мной происходит - наверное, я не так бесполезна, как думаю, я не помеха и не обуза, и моя любовь действительно может кому-то светить" - думает Деметра. А ещё она думает, что пусть, пусть сердце рвётся на клочки, пусть оно горит, пусть будет как угодно больно - она вынесет всё, кроме одного, самого страшного. Поэтому - Мерлин и Моргана, все боги этого мира, все, кто может решать: пусть они будут живы, пожалуйста, пожалуйста, лучше пусть я умру, чем они.
Деметра в её шестнадцать готова на всё, лшь бы её драгоценные Упивающиеся были живы и счастливы. И если эта любовь хоть в чём-то неправильна, потому что направлена на людей, творящих ужасные вещи, то в гробу я видала такую систему ценностей.