Первая часть отчёта. БУДЕТ ДОПОЛНЯТЬСЯ!
Очередной день в Хогвартсе, когда ничто не предвещало. Сколько их уже было таких... Скоро я собьюсь со счёта. Совы на обеде приносят письма и газеты, в "Пророке" опять светится символ черепа и змеи. В прошлом году профессор Нотт назвал его "Тёмной Меткой". Никто, кажется, не запомнил, кроме меня.
Колдографии пропавших. Мелькает суровое лицо человека в мантии колдомедика, кажется, Айзек говорил, что в Мунго кто-то пропал. Хотя сейчас в Мунго пропадает непосредственно Айзек, а я на него дуюсь. Бросил меня тут... А вдруг я опять в озеро навернусь и заболею? А вдруг меня на балу обхамят? А вдруг я кому-то по шапке заряжу и побегу на Рейвенкло прятаться? Не к Арлин же, её саму прятать надо... Хотя у Арлин есть Делмар, уж он-то спрячет. Заманим к себе в гостиную, посадим к камину с чашечкой чая и будем расспрашивать. А то на ней с самого утра лица нет... Надо будет вечером действительно пригласить её к нам. Если её брат опять обижает -- я его точно чем-нибудь стукну. На расспросы в коридоре вчера она отшутилась, сказала, что ничего страшного не происходит... И Марте заявила то же самое. Но что-то тут нечисто.
Мне не нравится атмосфера в Хогвартсе. Дамблдора уже давно не видно, кажется, мы встаём в оппозицию Министерству... Это даже весело. Осточертели эти правительственные рожи, считающие, что запретить политические клубы и партии -- лучший способ сохранить власть. Но напряжение, сквозящее в воздухе, не отпускает. Старшие всё так же иногда отлучаются по ночам, одни и те же, одни и те же... Я боюсь за них. Я каждый раз боюсь, что кто-то не вернётся. Я вижу их пустые глаза и дрожащие пальцы. Я чувствую отчаяние. Я замечаю, как с дорогих мне лиц на мгновение пропадает улыбка, а потом возвращается -- жутковатая, будто это последний день, когда можно улыбнуться.
До сих пор непривычно не видеть за нашим столом Рудольфуса. Ему очень идёт его бархатный плащ и то, что он не стрижёт волосы коротко. Он вообще очень красивый, и всегда был. По крайней мере, все годы, что я учусь вместе с ним.
Проницательный тёмный взгляд за стёклами очков, тихий спокойный голос, чёткие жесты и выверенные движения в Чарах, проворачивающийся в пальцах стек, уверенные тёплые объятия в коридоре после отбоя, возможность прикоснуться без перчаток, назвать по имени. Рудольфус, который всегда был ко мне добр и заботлив. Рудольфус, которого я люблю, не остро и болезненно, как мистера Треверса, а иначе: как огонь любит огонь. Я считаю его одним из самых прекрасных людей на свете, несмотря на то, что я уверена: он замешан... Во всём этом. Я видела его глаза тогда на балу, когда все вернулись. И мне не было страшно, кроме как за него. Даже если я получу доказательства того, что на его руках есть кровь, желание быть в этих руках не станет меньше. Я не ревную его, не смею ревновать. Я просто хочу, чтобы мне было позволено его любить - и, в отличие от Треверса, Рудольфус мне это позволяет.
Я вообще много чего знаю. Но я понимаю, в какую ситуацию они попадут, если поймут, что я это знаю. И я понятия не имею, как они в этой ситуации поступят. А я не хочу это забыть. Я не хочу вновь даже на йоту не знать, что творится, даже если это подарит мне больше покоя. Я хочу быть с ними. На несколько шагов позади, но с ними.
Первым уроком стоял УзМС. УзМС я люблю в силу хотя бы того, что «Драконы? Кто сказал "драконы"???» и прочие прелести того, что я МакФасти. Эссе о зависимостях магических тварей профессору Кеттлберну я написала на высший балл, а перед этим ещё и за мистера Треверса ему же написала, о размножении василисков, и тоже на высший. Я вообще у него на хорошем счету. если я правильно вижу ситуацию... У профессора, не у мистера Треверса. Хотя жаль.
Этот урок вела мисс Эвермонд, недавно вернувшаяся из экспедиции. А ещё нас почему-то решила посетить профессор МакГонагалл, заместитель и и.о. директора. "Видимо, урок обещает быть действительно интересным!" - подумала я...
...Лучше бы я ошиблась.
Арлин не было. Я бы не удивилась, глядя на непрошибаемую физиономию Брайана, что она плачет где-то одна, и даже хотела бы пойти её искать, если бы не урок. Всё же её брат Брайан и мой брат Брайан - совершенно разные братья. И я хотела бы, чтобы Арлин была моей сестрой, а не его. Нельзя, чтобы такие чудесные девочки так много расстраивались и плакали из-за своей семьи... Да из-за чего угодно!
Я сидела спиной к окну, и поэтому среагировала сначала на происходящее в библиотеке, где мы собирались заниматься. Брайан, чтоб его, Фоули, осел на пол и изо рта у него полилась кровь, а потом начались страшные судороги. А потом ко-то вскрикнул, глядя мне за спину, и я, обернувшись, увидела, как внизу под окном кто-то бежит к лежащей на земле третьей Фоули, Клэри с Хаффлпаффа, и жухлая трава рядом тоже залита кровью.
Кажется, опять "началось".
Когда мы собрались в гостиной Слизерина, на Делмаре лица не было. Кажется, на мне тоже.
А потом нам сообщили, что все трое Фоули мертвы.
Я почти со стороны увидела, как из моих рук падает свиток пергамента и катится по полу. Как роняет голову на руки Делмар. Как я пытаюсь поднять этот свиток, а хочется упасть рядом и свернуться, рыдая.
Я просто не успела с ней поговорить. Растолкать, допросить, вытащить из неё то, чего она так боится, и уничтожить это к Мордреду!
И я всё-таки заплакала. Ужасно захотелось курить. В курилку нас с Делмаром повёл мистер Треверс, и тут я должна сказать ему отдельное "спасибо" за тактичность. Как выяснилось позже, она присуща не всем джентльменам нашего факультета. Например, на Родри Абертау мне пришлось чуть ли не накричать, и то я сомневаюсь, что он понял, что именно вякнул. Зато мне очень понравились слова маленькой Джиниверы: "Представьте, что ваша волшебная палочка в сотню раз незаменимее, чем сейчас, и она сломана, и, может, тогда вы сможете представить нечто похожее на то, что чувствует мистер Дарк".
Джинивера вообще умная девочка. Не страшно будет оставить Хогвартс на таких. Потом, когда мы с ней сидели в комнате одни (Хелена с братом куда-то подевались), меня как прорвало. Я ревела без остановки добрых полчаса, потому что это было уже слишком. Добивало.
Потом мы ещё не раз говорили с мистером Дарком, ходили курить, сидели, обнявшись. Эта потеря непостижимым образом сплотила нас. Мне было стыдно перед Арлин за те тёплые чувства, ту привязанность, которую я начала испытывать к нему, но я ничего не могла с собой поделать... Прости меня, солнышко. Ему и мне очень нужно тепло теперь, когда тебя нет.